Перевела статью итальянского журналиста Джульетто Кьеза  Caucaso: in Alania dove un brindisi condensa sacralità e tradizione опубликованную в Il fatto quotidiano. Интересный взгляд на наши тосты со стороны.

Кавказ: В Алании тост сочетает сакральность и традиции

На Кавказе не приветствуется присутствие женщин на застолье. Это позволительно только из-за хороших знаний современных нравов, но воспринимается как экстравагантность в угоду иностранцам. Странно, но, на первый взгляд, женщины в кавказском обществе совсем не кажутся в подчиненном положении. Именно они делают почти все. Обряды, которыми буквально наполнены застолья – эти длинные столы с едой, вином, соусами всех видов — здесь концентрируются все патриархальные истории этих народов. Радостные и печальные поводы, во время которых люди собираются, чтобы соблюдать с завидной строгостью все традиции. В некоторых случаях, присутствие женщин нежелательно, поэтому они держатся подальше от застолья, и проводят время в приготовлении еды.

В Осетии обычаи похожи на обычаи других регионов Кавказа. Стол, за которым вы сидите, прежде всего, место молитвы, сосредоточения, а не веселья. После того, как много и разнообразно выпили, можно говорить обо всем, можно шутить, соревноваться в красноречии или в памяти, но после веселья нужно вернуться к порядку. И так от начала до конца, это может длиться много часов, и это не очень удобно, нужно иметь опыт вставаний и приседаний во время бесчисленных тостов. Эти церемонии здесь все знают наизусть, с абсолютной точностью.

Во Владикавказе я бывал несколько раз, но впервые оказался во время празднования Дня Святого Георгия (Джеоргуыба), святого покровителя аланского народа.

В таких обстоятельствах, соблюдение обычаев бывает еще строже, чем обычно. Меня пригласили на конференцию «Аланика», которая была посвящена возрождению в историко-археологическом стиле истоков аланского народа, «кобанской» цивилизации, неразрывным связям между скифами, сарматами и аланами; пересечениям с иранским народом; наиразветвленнейшей аланской диаспоре, которая затронула практически всю Европу, и южное побережье Средиземного моря, чтобы потом сократиться и уменьшиться, оставив многочисленные следы в пределах Большого Кавказского хребта. Но не буду утомлять читателя небольшим количеством знаний, полученных во время участия на симпозиуме. Франко Кардини, который в этой теме почти что бог-покровитель, мог бы рассказать гораздо больше.

Здесь я хочу рассказать только о том, как проходят застолья в этих районах. Это похоже на путешествие по частям света, или проникновение в глубокое прошлое, которое, к удивлению, существует, несмотря на все гипотезы глобализации и осуществляемые эксперименты над европейскими народами.

Это глава застолья, которому не нужно быть избранным, потому что он старший. Кто старше по возрасту, тот и ведет застолье. По-видимому, никто никогда не сомневается в том, что именно он должен быть во главе застолья. Справа и слева сидят его помощники, но старший является полновластным хозяином торжества. В том смысле, что он не только церемонийместер, но также именно он представляет собрание перед Богом. Он своего рода священник, иногда веселый, иногда серьезный, иной раз и откровенно докучливый из-за постоянных молитв. Первый тост — за Того, кто видит все. Все стоят. На стол кладут три пирога (которые похожи на пиццы), первый пирог поверх двух других, с начинкой из плавленого сыра, под ним – пирог из картофеля, а в самом низу — пирог из мяса или капусты. Старший располагает пироги таким образом, чтобы сверху было видно, что их три. Всевышний должен видеть, что их три. Именно здесь формулируется явление божества, символизирующее не только три элемента мироздания – небо, земля и вода, но и пирог – основной символ первозданного общества – хлеб, молоко, сыр – еда охотников. Иди и пойми все значения. Это невозможно, но это то, что питает это застолье.

Второй тост – так же обязательный, за Святого Георгия (Уастырджи), покровителя, на которого мы полагаемся, и которому мы благодарны, который все делает к лучшему. Он, даже не глядя, знает, что пирогов на столе три. Складывается ощущение, что все старшие имеют полномочие на связь с ним. Самое любопытное, что эта традиция прошла через 70 лет советского коммунизма, очень атеистического, и осталась невредимой.

Поскольку я думаю, что когда что-то происходит с такой систематичностью – это не банальность, я сконцентрировался больше на церемонии, на содержании рассказов. Главной темой была, и является, традиция. Это уважение детей к родителям; это храбрость перед лицом врага, но также лояльность в борьбе; это красота и священность природы, которая кормит; это возрождение юмора, который проникает из человеческих взаимоотношений; это возвращение в детство; умение не помнить плохое, а только хорошее, героическое; чередования силы и магии. И столько других вещей, которые мы, здесь в Европе, забыли.

В особенности, проглядывает идея эпохи человека, который не отличается от такого же из космоса. Один смертный и временный, другой вечный, но кто знает как они, в этом предании, могут жить вместе без трудностей. Человек умирает, но поколения сменяют друг друга и воспринимаются как вечные. Это цикл, где каждый задумывается о всех других. Тогда получается, что никто не может претендовать на звание единственного в своем роде, и никто не может выделять с гордостью собственную идивидуальность. Человек имеет значение только, когда находится внутри семейной, коллективной, народной среды.

Одинокий индивид сюда еще не дошел. А человек-потребитель и подавно. Понятно, что это является попыткой коллективной защиты от агрессии, которая приходит снаружи, и она несовместима с коллективным существованием.

На одном из этих ужинов, старшим был бывший большой чиновник, член коммунистической партии. Он действовал как настоящий хозяин застолья. Коммунизма больше нет, но между присутствующими не было и следа отчужденности или иронии. Даже во взглядах. Во время тостов он поднимал голову с отеческой твердостью, часто поднимая глаза к небу, а точнее, к потолку. Он решал, когда мы должны были стоять на ногах, а когда мы могли сесть, и когда давать слово присутствующим, чтобы они рассказали о чем-то или отдали дань уважения кому-нибудь из родственников. На сына щедро накладываются заслуги отца, как будто это не могло быть иначе; это означает непрерывность.

В конце стола — четверо молодых людей. Они не могут говорить тосты. Дело в том, что молодые не могут руководить или давать советы. Ими должны управлять. В конце концов, через три часа, спускаясь по лестницам, я тихо спросил их, было ли им скучно. Может танцы на дискотеке были бы им приятнее? Я могу ошибаться, но их ответ, почти возмущенный, мне показался искренним. Один из них сказал: «Это хорошая возможность, чтобы поучиться». Мне показалось это упреком, вежливым, но строгим.

Но я должен сказать, что каждое застолье удивляло меня моментом сосредоточенности, в который погружался и я. Может потому, что я находился посередине, наиболее уязвленный лошадиными дозами от водки до вина, которые нужно выпивать безо всякой жалости. Скорее всего, поэтому мне удалось проникнуть на мгновение в их «время» размышления. Невозможно передать эту «атмосферу». Может быть, это удастся сделать с помощью одного самого любопытного тоста, я бы сказал — эпического, который произнесли на другом застолье, менее торжественном, но более насыщенном смыслами.
Высоко в горах, в нескольких километрах от Рокского тоннеля, который соединяет Южную Осетию с Северной, речь идет о многовековой и кровавой борьбе между грузинами и аланами (северные и южные осетины – один народ и есть аланы). Защита традиций и народа, здесь, в первую очередь, означает защиту от грузин. В связи с этим, были многочисленные воспоминания, кроме того, потому что все присутствующие на застолье были участниками этих историй и вспоминали своих погибших друзей.

Подходит очередь говорить Дмитрию Николаевичу. Он поднимает полную рюмку водки и рассказывает историю об Амране Дзанагати. Согласно легенде, Амран жил в горной деревне, недалеко от «дороги жизни», по которой аланы проходят, чтобы обойти грузинские села, перейти через Кавказский хребет и добраться невредимыми к братьям на север. Здесь также находится маленькое святилище в память о нем. Каждый год, уже более ста лет, в определенную дату, пастухи и жители ближайших сел приходят поминать его. И каждый год они жертвуют быка в память об Амране.

История или легенда – здесь это маловажно. Амран «должен был» умереть. Однажды, после серьезного ущерба, нанесенного грузинами, с убитыми и ранеными, молодежь долины пришла искать Амрана, известного воина. Мать чувствуя опасность сказала, что сына нет дома. Но Амран слышал все и вышел. Завтра мы все вместе спустимся на равнину, чтобы умыться во вражеской крови, отомстим за потерянную кровь. Ночь перед сражением была для Амрана незабываемой. Ему приснилось, что он умрет, и что до того, как умереть он попросит своих товарищей похоронить его прямо в этом месте равнины, священном, потому что он посвящает это Святому Георгию (Уастырджи). И попросит их вспоминать о нем, каждый год в этот день, жертвуя быка, белого как тот сон о его смерти.

Набег будет кровавым и победным, но Амран вернется живым. И невредимым. Но как игнорировать вещий сон? Как уважить обещание, данное Святому Георгию (Уастырджи)? Амран не мог этого забыть. Взяв уже не меч, а палку, он вернулся один на место битвы. На этот раз, он умрет, как и должен был. Присутствующие на застолье притихли. Старший встал, другие тоже. «Аминь». Таким образом, под звон бокалов, в Алании завершаются все тосты.

СохранитьСохранить