После этих фраз зауважала его еще больше.

Жизнь не такая серьезная и сложная штука, как всем кажется.
Я — любознательный.

Я – солдат любви, причем стойкий и непримиримый солдат. Любовь – единственная мотивация жизни, единственный ее смысл.

Единственный авторитет среди женщин — моя жена. Мы вместе тридцать лет.

Как мужчина, я просто люблю свою семью. А как художник я обязан делать людей счастливыми, хоть на какое-то время, я хочу и пытаюсь дарить людям утопию.

Раньше я думал, что искусством можно изменить мир, сделать его лучше. Потом быстро понял: черта с два, этот мир не изменишь, значит, остается только воевать с ним.

Откровенно говоря, я не знаю, что такое «родина». Я знаю, что такое «моя земля», я знаю и всю жизнь буду помнить ее запах, звук опадающих листьев, буду помнить прикосновения к знакомым и любимым предметам.

Цыгане – совершенно особые люди. Для цыган существуют только деньги, любовь, семья. И все. Ничего лишнего.

Со мной трудно работать — я хочу создавать шедевры, я хочу, чтобы каждый кадр был шедевром. В фильме примерно 2000 кадров. Значит, мне нужно 2000 шедевров.

У Достоевского целая книга посвящена переживаниям молодого студента, одержимого мыслью об убийстве одной-единственной старушки-процентщицы. А сегодня по телевизору каждый день видим гибель как минимум человек пятидесяти, и вполне можем увидеть все эти пятьдесят смертей рядом с собой на улице. После того, как смерть стала темой спекуляций в СМИ, она утратила свое значение.

Война — самая ужасная вещь. Люди одних убеждений воюют за свои убеждения с людьми других убеждений. И на каком бы языке ты ни писал, что бы за свою жизнь ни сделал как художник и как человек, они могут взять твое тело, словно какую-нибудь вещь, и распорядиться им как угодно.

Я не женщина, но при упоминании о летах грущу. Когда-то мой сын на похоронах моего отца сказал: «Я теперь понял, что такое смерть. Вот яблоко упало, сгнило, а потом на этом месте новое яблоко прорастет». Так неужели я не прорасту где-нибудь когда-нибудь?

Взяла отсюда.